Я.А. Гейвандов. Надзор и контроль в условиях предстоящего введения в России «цифрового рубля»

(Тезисы настоящей статьи были изложены в выступлении профессора Я.А. Гейвандова на VI ежегодной Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы контроля и надзора в социально значимых сферах деятельности общества и государства», состоявшейся 1-2 июля 2021 года в Национальном исследовательском Нижегородском государственном университете им. Н.И. Лобачевского. Статья подготовлена при информационной поддержке и с использованием ИПС «КонсультантПлюс»)

В Конституции РФ и в федеральном законодательстве уже используются такие понятия как: деньги, валюта РФ, наличные и безналичные деньги, денежная эмиссия, иностранная валюта, деньги как вещь, деньги. Но в юридической науке и в правоприменительной практике не сформулировано единого формально-правового подхода к пониманию сущности и юридического содержания денег, их видов и финансово-правовых форм. Как бы не было странным, но и в экономической науке проблема денег, их сущности, видов и форм остается весьма дискуссионной. Не менее дискуссионной является проблема «цифровизации» как социально-экономическое и финансово-правовое явление, в особенности та ее часть, которая касается цифровых финансовых активов, которым придаётся имущественный характер.

Вместе с тем, международные финансово-кредитные институты (например, МВФ[1], Банк международных расчетов[2]), национальные регуляторы финансового рынка (например, Правительство РФ, Банк России[3], ФРС США[4]) активно разрабатывают и внедряют в правоприменительную практику концепции «искусственного интеллекта», «цифровой трансформации», «цифровой экономики», «цифрового имущества», включая «цифровые финансовые активы» и «цифровую валюту».

Банк Канады, Банк Англии, Банк Японии, Европейский центральный банк, Центральный банк Швеции и Швейцарский национальный банк вместе с Банком международных расчетов (BIS) создали группу для обмена в координации с другими организациями (FSB и the Committee on Payments aтd Market Infrastructures (CPMI)) в связи с оценкой потенциальных возможностей для цифровой валюты центрального банка (CBDC) в своих юрисдикциях (варианты использования, экономического, функционального и технического проектирования, включая трансграничную функциональную совместимость и обмен знаниями о новых технологиях)[5].

В РФ 2020-2021 г. также принята национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации»[6] и, призванные обеспечить её реализацию, федеральные законы. Например, в Москве одновременно с противовирусными мероприятиями введена программа реализации экспериментальных правовых режимов в сфере цифровых инноваций[7].

Цифровизация в финансово-правовой сфере реализуется на основе Федерального закона от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Р Ф» (вступил в силу 1 января 2021 г.)[8], других федеральных законов[9] и подзаконных нормативных правовых актов. Введена в юридический оборот и правоприменительную практику правовая категория – «цифровые утилитарные права»[10], которые могут использоваться в качестве инвестиций.

«Цифровая экономика», в особенности в сфере имущественных, денежно-кредитных и финансово-банковских правоотношений - явление новое. Имеющегося опыта правового регулирования «цифровой экономики» явно недостаточно. Многочисленные факты электронных способов мошенничества свидетельствуют, что надежная система правовых гарантий и надзорно-контрольный механизм, способные обеспечить режим конституционной законности, права и законные интересы личности в процессе цифровизации имущественных отношений практически отсутствуют. Вместе с тем, «цифровые технологии» ускоренными темпами внедряются во все сферы жизни людей, включая создание, эмиссию и организацию обращения новой формы национальных денег – «цифрового рубля».

Если принять во внимание, что и без введения «цифрового рубля», федеральное законодательство не устанавливает порядок денежной эмиссии, не предполагает какого-либо контроля за ее осуществлением, а Федеральный закон от 10 июня 2002 г. № 86-ФЗ «О Центральном банке РФ (Банке России)» (далее - Закон О ЦБ) и сложившаяся на его основе практика денежной эмиссии вовсе противоречат Конституции РФ (ст. 71 и 75), то возникновение дополнительных рисков для национальной денежно-кредитный системы становится очевидным.

Противоречие между ст. 75 Конституции РФ и Законом О ЦБ сохраняется не одно десятилетие и состоит в том, что Законом О ЦБ вопреки Конституции РФ ограничены конституционные полномочия Банка России[11]. Конституция РФ наделила Банк России исключительными полномочиями денежной эмиссии во всех ее формах (наличной и безналичной), а ст. 29 Закона О ЦБ ограничивает их эмиссией банкнот и монеты (наличная денежная эмиссия). При этом ни федеральный законодатель, ни Конституционный Суд РФ, ни федеральный мегарегулятор финансового рынка – Банк России не торопятся сформулировать позицию по поводу устранения вышеупомянутого противоречия.

Введение новой – «цифровой формы» рубля, при сохранении имеющихся пробелов, недостатков и противоречий в правовом регулировании безналичной и наличной денежной эмиссии, содержит реальные риски причинения вреда не отдельной личности, а всему обществу.

Между тем, в 2020 году Банк России приступил к официальному обсуждению проекта введения в РФ «цифрового рубля», опубликовал Доклад «Цифровой рубль» для общественных консультаций»[12] и Концепцию цифрового рубля[13], утвердил стратегию развития национальной платежной системы[14], этапы реализации проекта «цифрового рубля». 29 июня 2021 г. сформирована первая пилотная группа из 12 кредитных организаций для тестирования цифрового рубля[15]. На следующих этапах планируется: создание прототипа платформы цифрового рубля – декабрь 2021 г.; разработка изменений в законодательство Российской Федерации – январь 2022 г.; запуск тестирования прототипа платформы цифрового рубля – первый квартал 2022 года; тестирование прототипа платформы цифрового рубля – 2022 год. По результатам тестирования Банк России намерен сформировать дорожную карту внедрения целевой платформы цифрового рубля.

Вступившие в 2020-2021 году в силу, так называемые, федеральные «цифровые» законы вводят в оборот новые правовые понятия: «цифровая валюта», «цифровые финансовые активы», «цифровые права», «утилитарные цифровые права» и т.п.

Вводя в юридический оборот новый терминологический аппарат, коренным образом дополняющий и изменяющий привычные формы гражданско-правовых и финансово-банковских правоотношений важно сохранить единство, взаимосвязанность и логичность национальной правовой системы, не допустить синонимию либо иных затруднений в трактовке и применении правовых норм. Язык вновь создаваемого федерального «цифрового» законодательства призван обеспечить чёткость формулировок, их взаимосвязь с правовыми нормами других федеральных законов, регулирующих денежно-кредитную сферу России. Однако не все правовые нормы Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» соответствуют вышеназванным требованиям. Например, сформулированное в упомянутом Федеральном законе понятие «цифровой валюты» представляется недостаточно логичным. Так, цифровой валютой признается совокупность электронных данных (цифрового кода или обозначения), содержащихся в информационной системе, которые предлагаются и (или) могут быть приняты в качестве средства платежа, не являющегося денежной единицей Российской Федерации, денежной единицей иностранного государства и (или) международной денежной или расчетной единицей, и (или) в качестве инвестиций и в отношении которых отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных, за исключением оператора и (или) узлов информационной системы, обязанных только обеспечивать соответствие порядка выпуска этих электронных данных и осуществления в их отношении действий по внесению (изменению) записей в такую информационную систему ее правилам (ч. 3 ст. 1 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ»). Вышеприведенное определение «цифровой валюты», как представляется, содержит некоторое внутреннее противоречие. Во-первых, - правовая норма, раскрывающая содержание нового термина «цифровая валюта» не учитывает, что в Федеральном законе «О валютном регулировании и валютном контроле»[16] уже установлено, что в РФ существуют, регулируются и контролируются «валюта Российской Федерации» и «иностранная валюта» (ст. 1 упомянутого Федерального закона). Во-вторых, - в одном предложении ч. 3 ст. 1 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» установлено одновременно два противоречивых утверждения: цифровая валюта может быть принята «в качестве средства платежа, не являющегося денежной единицей Российской Федерации, денежной единицей иностранного государства и (или) международной денежной или расчетной единицей, и (или) в качестве инвестиций…» (выделено автором – Я.Г.). При этом игнорируется, что Конституция РФ устанавливают, что «денежной единицей в Российской Федерации является рубль» и «введение и эмиссия других денег в Российской Федерации не допускаются (ч. 1 ст. 75). В развитие Конституции РФ ст. 27 Закона О ЦБ закрепляет, что «официальной денежной единицей (валютой) Российской Федерации является рубль» ... «ведение на территории Российской Федерации других денежных единиц и выпуск денежных суррогатов запрещаются». Понятие «цифровая валюта» в действующей редакции Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» противоречит или, мягко говоря, не находится в должной логической связи с правовыми нормами Конституции РФ и Закона О ЦБ, а значит не может признаваться «денежным средством», следовательно, признаваться, предлагаться и (или) быть принята в качестве средства платежа в контексте Федерального закона от 27 июня 2011г. № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» (ст. 3)[17].

Данный вывод косвенно подтверждается ст. 14 Федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ», которая вопреки части 3 ст. 1 этого же Федерального закона запрещает принимать оплату товаров, работ и услуг цифровой валютой. Такой запрет распространяется на российских юридических лиц, а также физических лиц, которые фактически находились в России не менее 183 дней в течение года[18]. Более того, запрещено распространять сведения о предложении и приеме цифровой валюты как способе оплаты товаров, работ и услуг.

Не менее противоречивой в контексте «цифровизации» денежно-кредитной сферы и финансово-банковской системы РФ является введение «цифрового рубля», который не станет аналогом «цифровой валюты» или «криптовалюты». Так, в Докладе для общественных консультаций от 13 октября 2020 года Банк России особо отмечает, что цифровой рубль – это не «криптовалюта»[19] и не будет иметь никакого отношения к «криптовалютам». «Криптовалюты», по мнению Банка России, кардинально отличаются от денег центрального банка. У «криптовалют» отсутствует единый эмитент, а также гарантии защиты прав потребителей, их стоимость подвержена серьезным колебаниям. В большинстве стран криптовалюты нельзя использовать для оплаты товаров и услуг, и, как правило, они не имеют единого института, который обеспечивал бы сохранность таких средств. В одном из обзоров ИПС КонсультантПлюс справедливо отмечено, что в федеральном законодательстве вместо термина «криптовалюта» используется термин «цифровая валюта»[20].

«Цифровой рубль» — это цифровая форма российской национальной валюты, которую Банк России планирует выпускать в дополнение к существующим формам денег. Поэтому, Банк России полагает, что с введением цифрового рубля «у рубля будет три формы: наличная, безналичная и цифровая». Предполагается, что цифровой рубль будет обязательством центрального банка, будет реализовываться посредством цифровых технологий, а его устойчивость будет обеспечена Банка России.

В Концепции цифрового рубля (апрель 2020 г.) Банк России пояснил, что введение цифрового рубля: предполагает контроль за расходованием государственных и муниципальных бюджетных средств, усиление гарантий прав и законных интересов граждан, и юридических лиц при адресном перечислении государственных целевых выплат; способствует снижению издержек административного характера, позволит автоматизировать процесс принятия решения и заключения договоров, ограничить операционные и иные риски для бюджета всех уровней; позволит упростить проведение денежных расчетов, финансовых трансграничных платежей, шире использовать и интегрировать российскую цифровую платежную систему с аналогичными платежными платформами центральных банков других стран[21].

Особое внимание будет уделено правовому регулированию и созданию механизма, обеспечивающего информационную безопасность и конфиденциальность при введении цифрового рубля, в том числе в части организации доступа пользователей к платформе цифрового рубля с использованием защищенных каналов, через приложение банка, установленное на мобильное устройство пользователя, создание специализированного программного модуля Банка России, интегрированного с мобильными приложениями кредитных организаций, для осуществления операций с цифровым рублем. Предполагается, что программный модуль будет разработан Банком России и будет для: обеспечения безопасного взаимодействия пользователя с банком; генерации и хранения криптографического ключа доступа клиента кредитной организации к цифровому кошельку; подписания распоряжений по операциям с цифровыми рублями клиента.

Как пояснила первый заместитель Председателя Банка России О. Скоробогатова: «Цифровой рубль — это проект по созданию новой платежной инфраструктуры для повышения доступности и снижения стоимости платежей и переводов для граждан и бизнеса. Для удобства его использования необходимо обеспечить бесшовный переход из одной формы рубля в другую»[22].

 29 июня 2021 г. Банк России заявил, что уже в декабре 2021 г. намерен на протяжении всего года начать тестирование «цифрового рубля». По результатам будет сформирована дорожная карта по внедрению цифрового рубля. Причем уже на первом этапе планируется протестировать эмиссию цифрового рубля[23].

Обращает на себя внимание тот факт, что в принятой Банком России Концепции цифрового рубля признается, что безналичную денежную эмиссию в нынешнем ее виде осуществляет вовсе не Банк России, как установлено в Конституция РФ, а, вопреки Конституции РФ – кредитные организации, на основе и с использованием депозитных средств населения и юридических лиц, размещенных на их банковских счетах. Упомянутая практика существует не одно десятилетие и, как уже было отмечено ранее, противоречит Конституции РФ.

Таким образом, введение в обращение новой – «цифровой» формы рубля, без решения уже имеющееся противоречие между Конституцией РФ, федеральным банковским законодательством и банковской практикой, которое связано с эмиссией кредитными организациями безналичных рублей, законодатель и Банк России, могут спровоцировать очередную проблему в сфере денег и кредита.

Обсуждая вопросы правового регулирования и введения в обращение цифрового рубля, необходимо параллельно на федеральном законодательном уровне совершенствовать конституционный механизм регулирования, надзора и контроля в сфере денег и кредита, включая контроль за соблюдением законодательства о денежной эмиссии в России. При этом нельзя допустить, чтобы проблемы и противоречия денежной эмиссии в России обсуждались, решались и контролировались исключительно представителями финансово-банковского сообщества. В противном случае, общество может столкнуться с последствиями не менее вредными, чем те, которые наступили в результате «ваучерной и залоговой приватизации» 90-х годов прошлого века.

Одновременно с введением «цифрового рубля» могут быть созданы предпосылки, способствующие сохранению неконституционной практики денежной эмиссии безналичных рублей кредитными организациями, а не Банком России. Следовательно, продолжится игнорирование федеральным банковским законодательством и сложившейся банковской практикой конституционно-правового механизма безналичной денежной эмиссии.

Создание эффективного контрольного механизма потребуется на всех стадиях подготовки, принятия и реализации правовых основ «цифрового рубля», на всех стадиях его создания и организации бесперебойного обращения от его эмиссии до создания и специальной регистрации эмиссионного ключа Банка России; от сертификации киберустройств, специальных технических средств и криптозащиты до хранения «цифровых рублей», от транзакций до конфиденциальности личных данных, при одновременном исключении анонимности платежей в целях пресечения отмывания денег и финансирования терроризма. Введение в обращение цифровых рублей потребует, как отмечает Банк России, применения «комплекса технологических мер защиты информации» (логический контроль, структурный контроль, контроль дублирования, контроль авторства и т.п.).

Очевидно, что для реализации перечисленных мер потребуется создание согласованного комплексного многоуровневого механизма правовых гарантий публично-правового контроля Российской Федерацией за реализацией отношений, находящихся в её исключительном ведении: «принятие и изменение Конституции Российской Федерации и федеральных законов, контроль за их соблюдением» (п. «а» ст. 71 Конституции РФ); «финансовое, валютное, кредитное, таможенное регулирование, денежная эмиссия, основы ценовой политики; федеральные экономические службы, включая федеральные банки» (п. «ж» Конституции РФ). Однако проблема состоит в том, что системный правовой механизм публичного контроля за денежной эмиссией, как и сам порядок эмиссии денег в федеральном законодательстве России отсутствуют, а официальной позиции уполномоченных государственных институтов по решению упомянутой проблемы не сформулировано.

Казалось бы, Государственная Дума РФ, которой подотчетен Банк России, обе палаты Федерального собрания, их комитеты и комиссии, депутаты Госдумы и члены Совета Федерации, уполномоченные принимать федеральные законы и осуществлять парламентский контроль, а также Счетная палата РФ[24], наделены достаточными полномочиями, чтобы контролировать деятельность Банка России.

Согласно ст. 5 Закона О Банке России, Банк России подотчетен Государственной Думе Федерального Собрания РФ, но перечень установленных федеральным законом полномочий Государственной Думы в отношении Банка России ограничен, и не содержит упоминания о контроле за денежной эмиссией. Более того, как уже отмечалось, порядок денежной эмиссии в федеральном законодательстве вовсе не установлен. Недостаточный уровень контроля за денежно-кредитной сферой со стороны РФ проявляется не только в пробелах либо противоречиях, содержащихся в правовых нормах Закона О ЦБ, но и в процедуре его принятия обеими палатами Федерального Собрания РФ. Так, при принятии 26 апреля 1995 г. и 10 июля 2002 г. Законов О ЦБ обеими Палатами Федерального Собрания РФ была нарушена конституционная процедура принятия федеральных законов. Вопреки ст. 105 и 106 Конституции РФ принятый Государственной Думой Закон О ЦБ, регулирующий вопросы финансового, валютного, кредитного регулирования, денежной эмиссии (п. «в» ст. 106 Конституции РФ), и, подлежащий обязательному рассмотрению и одобрению в Совете Федерации, такому рассмотрению и одобрению не подвергался. Упомянутый вывод следует из текста принятых Государственной Думой Законов О ЦБ, в которых отсутствует упоминание об исполнении обязательного требования конституционной процедуры – рассмотрении и одобрении Закона в Совете Федерации[25].

Что касается Счетной Палаты РФ, то на нее возложена задача осуществления внешнего государственного аудита (контроля) в отношении Банка России (ст. 15 Федерального закона «О Счетной палате РФ»). Но и ее полномочия также ограничены и не касаются вопросов денежной эмиссии. Так задачей Счетной Палаты РФ при осуществлении внешнего государственного аудита (контроля) является «контроль за законностью и своевременностью движения средств федерального бюджета и средств государственных внебюджетных фондов в Банке России, уполномоченных банках и иных кредитных организациях Российской Федерации» (ст. 5 п. 8 Федерального закона «О Счетной Палате РФ); контроль деятельности Банка России, его структурных подразделений, в части обслуживания ими федерального бюджета, бюджетов государственных внебюджетных фондов Российской Федерации, деятельности по обслуживанию государственного долга Российской Федерации; контроль счетов и операций Банка России, на которые распространяется действие Закона Российской Федерации от 21 июля 1993 года № 5485-1 «О государственной тайне»; а также осуществление проверок финансово-хозяйственной деятельности Банка России, его структурных подразделений и учреждений в соответствии с решениями Государственной Думы, принимаемыми на основании предложений Национального финансового совета (ст. 23 упомянутого Федерального закона).

Трудно объяснить почему в федеральном законодательстве действуют многочисленные правовые нормы, регулирующие надзорно-контрольные правовые режимы в отношении существенных, но не столь значимых, как денежно-кредитная система РФ, общественных отношений (например, ограничение курения, разведение кур на садовых участках, сбор хвороста, незначительная перепланировка жилых помещений и проч.), но никак не регулируется порядок осуществления и контроль за денежной эмиссией.

В отличие от внутреннего национального законодательства РФ, международно-правовые соглашения РФ довольно подробно регулируют контрольные полномочия некоторых наднациональных международных финансовых организаций за денежно-кредитной политикой, денежно-кредитной и финансово-банковской сферой России. Таким образом, вполне реально существует внешний контроль за национальной денежно-кредитной политикой, а, опосредованно, за денежной эмиссией в РФ со стороны внешних наднациональных институтов и даже иностранных государств.

22 мая 1992 года путем принятия Статей Соглашения Международного валютного Фонда[26] РФ вступила в МВФ. Став одним из государств-членов МВФ Россия приняла на себя ряд обязательств в отношении валютного режима, предполагающих передачу МВФ некоторых надзорных и контрольных полномочий. Так, согласно Статей Соглашения МВФ осуществляет контроль над международной валютной системой для обеспечения ее эффективного функционирования, а также контролирует выполнение каждым государством-членом своих обязательств: ведет строгий надзор за курсовой политикой государств-членов и устанавливает конкретные принципы, которыми руководствуются все государства-члены в отношении политики валютных курсов (раздела 3 ст. IV «Надзор за валютным режимом» Статей Соглашения); предотвращает регулирование цены или установления фиксированной цены на рынке золота (раздел 12 ст.5 Статей Соглашения), тем самым ограничивая возможности государств-членов по использованию золота.

При этом каждое государство-член предоставляет МВФ всю необходимую для такого надзора информацию и, по требованию Фонда, проводит консультации с последним по вопросам своей курсовой политики. Более того, в сфере управления финансовой информацией МВФ выступает в качестве центра сбора данных и обмена информацией по валютным и финансовым проблемам, выполняя, по сути, функции дистанционного контроля за денежно-кредитной и финансовой политикой государств-членов, и мировой валютно-финансовой системой (раздела 5 статьи VIII Статей Соглашения).

В ряде случаев МВФ и его сотрудники вмешиваются во внешнюю политику государств-участников. Например, в соответствии с разделом 8 ст. XII Статей Соглашения, МВФ имеет право в любой момент в неофициальном порядке сообщить любому государству-члену о своей позиции по любому вопросу, возникающему в рамках Статей Соглашения МВФ, вплоть до решения об опубликовании доклада, представленного государству-члену в отношении условий, складывающихся в денежно-кредитной или экономической сфере последнего, и событий, непосредственно ведущих к серьезным нарушениям равновесия во внешних платежных балансах государств-членов. Например, в 2004 году основываясь на упомянутом положении Статей Соглашения, МВФ, в лице его консультантов, посчитал возможным повлиять своей позицией на процесс валютно-финансовой интеграции и создания единой валюты в Союзном государстве России и Белоруссии[27]. Подобные действия МВФ и его сотрудников, способны влиять не только на межгосударственные валютно-финансовые отношения и обязательства некоторых государств-членов, но и оказывать непосредственное влияние на процессы принятия внутренних и внешних политических решений, ограничивая их суверенитет.

Влияние на денежно-кредитную сферу России оказывается опосредованно и другими международными финансовыми организациями через подготавливаемые ими рекомендации и иные документы.

Так, при анализе некоторых принятых, например Банком России, документов о перспективах валютно-финансовой сферы, о «цифровой экономике», «цифровых финансовых активах», «цифровой валюте», «цифровом рубле», становится очевидным, что в их основе часто используются неадаптированные к русскому юридическому языку и принятой в России юридической терминологии копии переводных текстов, разработанных Банком Международных Расчетов (БМР), ФАТФ[28], FSB[29] (Совет по финансовой стабильности). Поэтому продолжая сотрудничество с международными финансовыми институтами Правительству РФ и Банку России необходимо применять их рекомендации продуманно, не ограничиваясь подстрочным переводом или заимствованием терминологии, а адаптировать их содержание с учетом особенностей русского языка и реалий национального законодательства.

Таким образом, с 90-х годов прошлого века на денежно-кредитную политику Российской Федерации, включая эмиссионную политику, активное влияние оказывал и продолжает оказывать МВФ, которому переданы некоторые контрольные полномочия в отношении национальной денежно-кредитной сферы России, и другие международные финансовые институты.

При этом необходимо принять во внимание, что, например, в МВФ решения принимаются большинством голосов. А большинством голосов в МВФ обладают США и их союзники. Например, Соединенное Королевство, страны Евросоюза, Япония, США в совокупности обладают более 50% голосов, т.е. контролируют принятие МВФ решений[30]. С учетом изложенного, представляется целесообразным максимально снизить влияние упомянутых лиц на экономическую, денежно-кредитную и финансово-банковскую политику России, в том числе на денежную эмиссию.

Итак, формируемое «цифровое» законодательство нуждается в уточнении понятийно-терминологического аппарата, в особенности, в части касающейся соответствия «цифрового рубля» и «финансово цифровых активов», установленному в РФ конституционно-правовому механизму регулирования денежно-кредитных и финансово-банковских правоотношений. Торопливое внедрение цифрового рубля может усугубить уже имеющиеся проблемы и связать воедино три противоречиво регулируемых в федеральном законодательстве явления: денег, «цифры» и денежной эмиссии.

В заключение еще раз отметим, что вне зависимости от решений, касающихся введения «цифрового рубля», важно установить порядок денежной эмиссии уже существующих форм денежной эмиссии (наличной и безналичной), создать правовой механизм государственного контроля, способный обеспечить конституционную законность денежной эмиссии и ее осуществление в интересах всего общества.